Ратибор опустился на ковер и начал свой сказ:
– Я держал сотню дружинников в засаде, в камышовой заросли. Хотел выловить татарина. Надо у них выведать, что они надумали. Метель нас засыпала снегом, да обидно было отступать с пустыми руками. На счастье наше, заметили мы нехристей. Видно, сбились с пути или сами пробирались, чтобы достать у нас языка. Мы дружно набросились на них. Они пустились наутек. Двоих удалось стащить с коней. Один, попроще, легко сдался, другой — как дикий зверь отбивался, визжал, не хотел покориться. Насилу мы его ошарашили секирой и перевязали ремнями.
– Живьем забрали?
– Забрали и допытывали. Видно, много знает, а сказать ничего не хочет.
– Пытать не умеешь, — сказал кто-то. — Привез бы ко мне.
– Я и привез.
– Давай-ка сюда! — сказал князь.
Отроки ввели в шатер монгольских пленных. Руки их за спиной были затянуты ремнями. Один — побогаче, в суконном чекмене, подбитом мерлушкой, с синими нашивками на левом плече и в замшевых белых сапогах. Лицо сухое, точно выкованное из красной меди, напоминало голову рассерженного сыча. Глаза, надменные и зловещие, на мгновение острым испытующим взглядом остановились на каждом из сидевших в шатре. Это были глаза гордого, непокорного, но затравленного зверя, готового к прыжку при первой надежде на битву и свободу.
Другой пленный — совсем молодой, лет семнадцати, в полуистлевшем домотканом чекмене, надетом поверх облезлого, изодранного полушубка. Ноги завернуты обрывками старой овчины. Он смотрел с испуганным любопытством, впервые видя перед собой урусутов, против которых царь Батый повел свои полчища.
Князь приказал крикнуть Лихаря Кудряша.
– Ты будешь ли отвечать? — обратился Лихарь к старшему пленному.
Тот покосился на него и отвернулся.
– Если молчать будешь, тебя прижгут огнем.
– Буду отвечать.
– Кто ты? Как тебя зовут?
– Я сотник Урянх-Кадан, из тумена владыки всех владык, Бату-хана.
– Сколько у него войска?
– Войска у Бату-хана столько, что пересчитывать его придется девяносто девять лет.
– Где находится Бату-хан?
– Здесь в степи. На расстоянии полета стрелы. Прямо перед вашим войском.
– Куда он идет?
– Бату-хан идет покорить урусутов и сделать их своими кандальниками.
– Почему он стоит, а не идет вперед? Боится нас?
– Бату-хан ничего не боится. Он выжидает, пока успокоится метель. Злые духи урусутов плюют снегом нам в лицо, не хотят пустить нас в свои земли. Когда наши онгоны прогонят урусутских мангусов, Бату-хан пойдет вперед, прямо на город Рязань.
– Кто главный начальник у монголов?
– Их много. Главные начальники — одиннадцать царевичей священной крови Великого Воителя Чингиз-хана.
– Все ли идут на Рязань?
– Чтобы идти всем на Рязань, не хватит места войскам, корма коням. Войска идут рядом, широкими крыльями, как облавой на охоте. Самый правый — Шейбани-хан, самый левый — Гуюк-хан.
– Кто из них идет на Рязань?
– На Рязань сперва пойдет Гуюк-хан, а за ним Бату-хан.
– А что делают другие начальники?
– Они идут на другие города урусутов.
Князь Юрий Ингваревич обратился ко второму пленному:
– Как тебя зовут?
– Меня зовут Мусук, сын Назара-Кяризека.
– Верно ли то, что говорил твой товарищ, Урянх-Кадан?
– Почти все верно.
– А что не верно?
– Сами догадайтесь. Я говорить не стану.
– Это твой начальник?
– Да, это мой большой начальник.
– Как вы попали в плен?
– Мой начальник хотел посмотреть, где войска урусутов. Мы сбились с дороги. Здесь нас схватили.
Князь задумался, и воеводы поникли головами. Поняли, что тяжелая будет борьба с надвигающимися, как тучи, татарскими войсками.
– Кто же скажет бодрое слово? Кто даст дельный совет? — спросил Юрий Ингваревич.
На лице монгольского пленного как будто мелькнула насмешливая улыбка. Князь Юрий сказал Лихарю Кудряшу:
– А ну-ка, Кудряш, возьми обоих пленных и держи их крепко. Завяжи им ноги сыромятными ремнями, веревки они перегрызут зубами и убегут. Уведи их отсюда!
Кудряш вышел с пленными. Ратибор, расправляя бороду, кряхтел и вздыхал, словно что-то душило его.
Воеводы молчали. Князь обратился к Ратибору:
– У тебя, отче Ратибор, опыта воинского много. Ты бы сказал, что думаешь о тех вестях, какие нам поведали нечестивые мунгалы?
– Прихвастнул мунгал перед нами. Войско у них большое, верно, — но тут для них и выгода, тут им и горе. Большое войско, такое, как у них, стоять долго на месте не может. Монгольские кони уже объели всю траву, выбили копытами даже корни из земли. Еще несколько дней — и у мунгалов начнется падеж их табунов, кони друг у друга начнут отгрызать хвосты. Поэтому не все идут на Рязань, а широкими крыльями движутся на другие города за хлебом и сеном. Если бы наши князья дружно стояли одной ратью, никакие мунгалы нам бы не были страшны.
– Верно ли говорили мунгалы?
– Конечно, врут, что татарское войско надо считать девяносто девять лет, ну, а все прочее — правда.
– Что же, по-твоему, надо делать?
– Мунгалы растянулись отсюда до самого Пронска. Одним валом они на нас не ударят. Если не соврал мунгал, то перед нами стоят полки Гуюк-хана и самого Батыги. Надо, не теряя ни часа, двинуться вперед и отколоть Гуюка от середины, где стоит войско Батыги. В такую метель они ничего не заметят. Нападем на войско Гуюка и погоним его. Затем повернем на Батыгу. Это будет трудное дело, — но если на нас навалятся мунгальские полки, то будет нам еще труднее. Тогда наш конец! Кто только защищается — будет разбит. Мы должны сами наброситься на татар...