Батый - Страница 35

Старик протянул руки и хотел согнуть их, но от ремней они так затекли, что едва двигались. Монголы подхватили его и выволокли из шатра. Бату-хан расспросил Мусука, как он поймал рыбака, остался доволен и приказал выдать Мусуку в награду шелковую одежду.

12. ПЕРЕПРАВА ЧЕРЕЗ ИТИЛЬ

Подходя к Итилю, все монголо-татарские войска получили приказ джихангира в три дня переправиться на другой берег. Гонцы носились вдоль лагерей. Некоторые отряды еще не прибыли и где-то тянулись позади, по выжженной солнцем равнине.

Одним из первых прибыл к реке Итиль хан Кюлькан, младший сын Чингиз-хана от его последней молодой жены, красавицы Кулан-Хатун, умершей в Каракоруме от отравы, поднесенной на обеде завистливыми родичами.

Высокий и красивый, как его мать, с узкими, слегка скошенными глазами, всегда беспечный и полупьяный, Кюлькан ответил гонцу, что здесь богатая охота на птиц, дзеренов и сайгаков и что он переправится только после окончания охоты.

Кюлькан поставил на берегу Итиля знаменитую юрту своей матери Кулан-Хатун, в которой она принимала Священного Воителя Чингиз-хана. Вместо войлоков юрта была покрыта пятнистыми шкурами горных барсов и подбита соболем. Хан Кюлькан устраивал в ней каждый день пиры и веселился с молодыми сверстниками, монгольскими знатными ханами.

Вскоре к нему прискакал второй гонец в сопровождении сотни "бешеных" Субудай-багатура. Строгий полководец извещал беспечного чингизида, что "не исполнивший приказа увидит смерть, а замедливший переправу будет смещен на самую низкую должность, и его место займет более расторопный..." Гонец добавил от себя, что "неодолимые" и десять тысяч отборных воинов получили приказ садиться на коней, если хан Кюлькан снова ответит отказом.

Хмель мгновенно вылетел из головы Кюлькана. Он призвал своих нойонов и багатуров, которые стали вспоминать, как в таких случаях поступал Чингиз-хан. Монголы начали спешно резать баранов и козлов, сдирать с них шкуры чулком, через шею, перевязывать отверстия жилами и надувать бурдюки. Большие заботы и хлопоты вызывали обозы, которые у каждого чингизида достигали значительных размеров и в походе были крайне обременительны. Воины Кюлькана делали из бурдюков плоты и тесали из жердей весла. От Кюлькана во все стороны помчались гонцы узнать, готовятся ли к переправе другие отряды.

Субудай-багатур о многом позаботился заблаговременно. Сверху, из царства Булгарского , прибыла тысяча двадцативесельных просмоленных лодок. Этот подарок прислал Бату-хану его брат Шейбани-хан по просьбе одноглазого полководца. В лодках сидели полуголые, в отрепьях гребцы-булгары, ставшие от жгучего солнца темными, как сосновая кора.

Лодки остановились в устье Еруслана и вдоль берега Итиля. Субудай-багатур выделил сто лодок и приказал, чтоб в каждую лодку вошли по двадцать нукеров, имея с собой лишь седла, переметные сумы и трехдневный запас ячменя для корма коня. Кони же сами переплывут реку.

Было яркое, теплое осеннее утро. Река спокойно несла прозрачные воды, нежась под ласковыми лучами солнца. В этом месте река была очень широка, коням придется плыть с трудом. Как-то они справятся с течением?

Арапша со своей сотней должен был переправиться первым. Он стоял на песчаном берегу и измерял взглядом ширину реки. Смелости-то хватит, а вот хватит ли силы? К нему подошел коренастый монгол в синем, длинном до земли чапане с загорелым молодым лицом. Из-под отворотов войлочной шапки смотрели властные холодные глаза. Это был сын Субудай-багатура — Урянх-Кадан, выдвинувшийся в китайскую войну решительностью и смелыми набегами.

– Я узнал, что мой почтенный отец поручает тебе первому переправиться на тот берег. Дело не только в переправе. Приготовился ли ты к битве? На той стороне собрались неведомые всадники. Сколько их — неизвестно. Они могут вступить в бой. Кто они — саксины, куманы, буртасы или урусуты — не все ли равно! Надо их отогнать, занять берег и отослать все лодки сюда обратно. В каждой лодке должны остаться пять нукеров присматривать за гребцами, не то на обратном пути булгары захотят убежать от нас вниз по реке. На конях надо оставлять оброти или уздечки и связывать их чембурами . Слабые кони должны плыть около лодок, их следует поддерживать за повод. Мой почтенный отец дает в твои руки старого крепкого жеребца, своего любимого саврасого, который покажет другим коням, как надо плыть. Он уже переплывал и серебряный Улуг-Кем и многоводный Джейхун .

– Я сберегу драгоценного коня! — сказал Арапша. — Только зачем посылать обратно для присмотра за гребцами по пять нукеров? Достаточно одного! Кто осмелится ослушаться одного монгола?

– Осторожность в большом деле не вредит! — ответил Урянх-Кадан.

Субудай-багатур, сутулый и грузный, стоял невдалеке на берегу, возле саврасого жеребца с широкой грудью, черной гривой и длинным черным хвостом. Субудай гладил его толстую мускулистую шею, что-то шептал ему в мохнатое ухо, опять гладил и ласкал и кормил его кипчакской просяной лепешкой.

Отгоняя вьющихся слепней, саврасый кивал головой и, казалось, молчаливо соглашался поддержать славу монгольского коня.

Мусук был в сотне, которой предстояло первой переплыть огромную реку. Он был готов ко всему — плыть так плыть! В ногах его лежало седло, рядом стоял кипчакский конь, подаренный ему Арапшой. Но конь был очень заурядный и сильно заморенный.

Арапша подошел, взглянул на Мусука и спросил:

– Ну как?

– Переплыву.

Арапша пощупал ребра коня, впадины над глазами и махнул рукой:

– Плох твой конь! Не выдержит! Садись сзади, на корме лодки. Держи коня крепко за повод, помогай ему плыть и берегись, чтобы вода не попала ему в уши. Если же лопнет повод и конь утонет — так тебе и надо! О крепком ременном поводе надо было заботиться заранее.